Тайна жизни и смерти царевича Дмитрия
15 мая 1591 года, примерно в полдень в Угличе погиб при загадочных обстоятельствах царевич Дмитрий. Смерть прибрала восьмилетнего Дмитрия через семь лет после смерти его отца Ивана IV Грозного. Колокольный звон возвестил не только о смерти мальчика, но и о вступлении России в Смутное время.
Царевич Дмитрий страдал припадками эпилепсии ("немочи падучей"), и с ним случались исключительно жестокие припадки. Во дворе перед дворцом он играл с четырьмя другими мальчиками, его всегдашними партнерами по играм, в ножики (тычкой). Во время игры мальчик проткнул себе сонную артерию. Позже на следствии нянька показала, что с Дмитрием случился сильный припадок: "И он закололся ножом, и она взяла его на руки, и он отошел у нее на руках". Кроме мальчиков, которые подтвердили слова няньки, в момент, когда произошел несчастный случай, не было ни царицы Марии Нагой, ни ее братьев. Они все выбежали на крик из своих покоев. В Спасской соборной церкви ударили в набат. По городу прошел слух, что царевича злодейски убили.
Виновниками называли дьяка Битяговского, его племянника Никиту Качалова и сына мамки царевича Осипа Волохова. Разъяренная толпа растерзала дьяка Михаила Битяговского и его сына. Михаил Нагой, будучи "мертьво пиян", отдал приказ об убийстве дьяка Битяговского. Перед смертью дьяк "кричал, что Михайло Нагой велит убити для того, что Михайло Нагой добывает ведунов и ведуны на государя и на государыню, а хочет портить". Донос на Нагих грозил серьезным расследованием "слова и дела государева".
На это были и другие причины: угличане Битяговскогго не любили за строгость при сборе налогов. Были разграблены приказ и дом Битяговского, а также и других московских правительственных чиновников. Многие зажиточные горожане пытались бежать из города, некоторых из них толпа задержала и взяла под стражу.
Известие о смерти Дмитрия и мятеже в Угличе достигло Москвы вечером следующего дня. В Углич отправили отряд стрельцов для подавления бунта и следственную комиссию под руководством князя Василия Ивановича Шуйского, имевшего опыт работы в Московском судном приказе. Автор "Нового летописца" рассказал о "загадочной" реакции боярина князя Щуйского: "Князь же Василей со властьми приидоша вскоре на Углич и осмотри тело праведного заклана и, помянув свое согрешение, плакася горко на мног час и не можаще ничто проглаголати". О "согрешении" князя Шуйского летописец, к сожалению, умолчал, но, очевидно, его намек был понятен современникам.
Патриарх Иов направил своего представителя митрополита Сарского и Подонского Геласия. В числе следователей были сторонники Бориса Годунова окольничий Андрей Петрович Клешнин и дьяк Елизарий Вылузгин. Возможно, что и митрополит тоже принадлежал к окружению правителя. Иначе обстояло дело с Шуйским, который был дружкой царя Ивана Грозного на его свадьбе с Марией Федоровной Нагой осенью 1580 года и лишь недавно вернулся из ссылки. Князь Шуйский явно недолюбливал Годунова, но как политическая фигура был слишком слаб, чтобы состязаться с правителем. Следователи работали в Угличе до 30 мая и на следующий день вернулись в Белокаменную.
Почти вся судебно-следственная документация XVI века безвозвратно погибла. Редкий случай, но материалы Угличского следственного дела дошли до нас в подлиннике. В начале прошлого века историк В.К. Клейн установил, что путаница и переклейка листов следственного дела не результат фальсификации в пользу Бориса Годунова или кого-то еще, а работа архивистов XVII века, которые расклеили "Углический столбец" (свиток) и переплели дело, а чтобы сделать листы равными по размеру, часть одних склеек отрезали и приклеили к другим. В спешке порядок их расположения был нарушен. Клейн убедительно доказал, что Угличское следственное дело дошло до нас в том виде, в каком оно было представлено следственной комиссии на заседании Освященного собора 2 июня 1591 года.
Дело царевича Дмитрия раскололо отечественных историков на два противоположных стана. Начиная с Николая Карамзина, не исключая Сергея Соловьева, Николая Костомарова и Василия Ключевского, все они были уверены в виновности Бориса Годунова. Другой стан представлен таким крупнейшим историком Смутного времени, как Сергей Платонов, считавшим все обвинения против Годунова голословными и вообще говорившим о "моральной реставрации" годуновского облика как о "прямом долге исторической науки". Сюда же склоняется современный авторитет по этой эпохе Р.Г. Скрынников.
"Такое противоположное толкование событий случается тогда, когда исследователи обречены многократно изучать одни и те же источники, - пишет Вячеслав Козляков в своей биографии "Василия Шуйского". - Для дальнейшего обновления темы уже не хватает ни палеографического анализа угличского следственного дела, ни построения оригинальных гипотез по собственному вкусу".
В качестве примера Вячеслав Козляков приводит недавнюю гипотезу Людмилы Таймасовой, "столь изощренно изложившей версию подмены царевича Дмитрия, что у Бориса Годунова, действительно, должны были замелькать "мальчики кровавые в глазах", если он причастен к тем событиям". Опираясь на "косвенные доказательства" и "логические построения", Таймасова придумала интригу, в которую оказались вовлечены "приемыш" ливонской королевы Марфы Владимировны, оказавшийся почему-то ее внебрачным сыном от короля Стефана Батория, некий "эстонский мальчик", сам царевич Дмитрий, Юрий Отрепьев и литовский мальчик Самойлик Кохоновский. Если оставить в стороне романтические истории о царевиче Дмитрии Угличском, то стоит присмотреться к выводам, сделанным комиссией Шуйского.
Следственная комиссия боярина князя Василия Шуйского, допросив 140 человек, сделала вывод о несчастном случае и выдвинула обвинение в адрес Нагих за бессудную расправу над Битяговским, его сыном Данилой, Осипом Волоховым (сыном кормилицы) и Никитой Качаловым. Следователи не имели права допрашивать царицу Марию Нагую, которую допросили уже в Москве в присутствии царя и патриарха. Кстати, царица раскаивалась по поводу убийства Битяговского и других - "то дело учинилось грешное, виноватое".
Разговоры о фальсификации дела, подготовленного комиссией Шуйского, по-прежнему остаются разговорами и только. Ни один исследователь не сумел доказать, что князь Василий Шуйский подтасовал результаты расследования. Вопрос доверия скорее связан с правдивостью показаний свидетелей, а не самим проведенным расследованием.